Евгений Антуфьев

«Время, смерть и бессмертие» — так Евгений Антуфьев формулирует темы своего искусства. Его интересует феномен истории цивилизации и памяти человека, а также то, какую роль в них играют вещи. Принципиальный архаист, он соединяет символ с документом, частное — с общим и обращает внимание на то, что между ними не столь уж и большая дистанция, как кажется на первый взгляд. Он мыслит проектами-выставками, каждая из которых — отдельное повествование, которое ведет художник — археолог, экспозиционер и сказочник в одном лице.

На своей первой персональной выставке «Объекты защиты» (2008) Антуфьев развесил на стенах собранные на своей родине, Туве перья, кости, черепа, засушенные растения, а также собственные волосы и кусочки кожи, золотые зубы бабушки и т.д. Странные объекты на грубых бетонных стенах выставочного пространства создавали впечатление пещеры утраченного культа, а тканевые, едва антропоморфные куклы стали первым узнаваемым мотивом художника.

Выставка «Сияние» (2011) была осуществлена в сотрудничестве с тувинским охотником Иваном Оюном, у которого художник покупал волчьи кости. Личные вещи охотника — инструмент, фотографии, коллекция костей соседствовали с объектами, созданными или найденными художником, а эпилогом служило интервью с Оюном в специально изданной брошюре. История одного человека, которая разворачивается здесь и сейчас, соединилась с не менее человеческим, но более протяженным феноменом истории и ее представления — в документе, мифе или музее.

В гигантской выставке-инсталляции с длинным названием «Двенадцать, дерево, дельфин, нож, чаша, маска, кристалл, кость и мрамор — слияние. Исследование материалов» (2014) антуфьевские куклы, объекты и всевозможные предметы-находки складывались в калейдоскоп материалов, сгруппированных в разделы по своим особым, неочевидным и едва улавливаемым свойствам. Кость, дерево, кристалл, ткань, змеиная кожа, нож из метеоритного металла, фотография мраморного куба, пленка «под мрамор», контур дельфина — все, что смог собрать в свою коллекцию безумный заклинатель вещей. Материал в этой выставке мыслился как особый род говорящего субъекта, зритель превращался в слушателя, которому нужно расшифровать его многоуровневое послание, а художник — инсценировщика их встречи.

На выставке «Семь подземных королей или краткая история тени» (2015) художник достиг предела в своей завороженности архаикой: выставочное пространство было заполнено деревянными грубыми фигурами (их сделал художник), которые напоминали каменные идолы из древних скифских курганов южнорусских степей; масками; чашами с янтарем — им же были инкрустированы фигуры. Как объяснял Антуфьев, его впечатлил возраст янтаря — 50 миллионов лет. Больше, чем вся человеческая история. «Подземные короли» стали метафорой исчезнувших цивилизаций, от которых остались только странные, молчаливые и непонятные объекты — искусство, оторванное от повседневности, которая их породила.

В гигантской инсталляции «Бессмертии навсегда» (2015) Антуфьев задает прямой вопрос «Что такое русская культура?». Личное — история семьи, здесь сплетено с публичным — биографиями Льва Толстого и Анны Павловой. Коллекция бабушкиных рисунков; семейные украшения в витринах; фотографии; муляжи пирожных «Павлова» из московских ресторанов; открытки с могилой Толстого и другие артефакты из жизни писателя соседствуют с вышивками художника с изображениями птиц и животных. Органическое чувство материальности естественно сочетается с глубоким интересом к учению Николая Федорова, русского мыслителя и утописта второй половины XIX века, проповедовавшего грядущее телесное «воскрешение всех усопших», хотя бы с помощью атомов, оставшихся на личных вещах.

Проект «Вечный сад» (2016) был осуществлен совместно с пастором Мартином Рушем в Вассеркирхе, крупнейшей протестантской церкви Цюриха и посвящен связи культуры и природы. Сад в данном случае был воспринят как чисто литературный сюжет. Владимир Набоков собрал более 4000 экземпляров бабочек, открыл несколько новых видов. Антуфьев нашел в Лозаннском университете коробки из-под леденцов, в которых русский писатель хранил свой бесценный улов. В экспозицию были также включены розы из местного городского сада, названные в честь известных людей и персонажей; части липы из Звенигорода, под которой любил сидеть Чехов. И, конечно, там были и собственноручные вышивки и личные вещи художника, а также документация ночи, проведенной Евгением в номере швейцарской гостиницы, где 17 лет жил Набоков (счет за проживание, кусочек мыла и др.). На алтаре стояла деревянная ваза, а над ним висела гигантская фигура голубянки, любимой бабочки Набокова. Случайности и совпадения достигли критической массы, после чего, как в химической реакции, соединились в стройный нарратив.