Гоша Острецов

Константин Звездочетов начинал свою деятельность в конце 1970-х в группе «Мухомор». Молодым радикалам был совсем не по душе интеллектуальный герметизм старших представителей московского концептуализма. В духе русских футуристов они называли свои акции «выходками» и стремились делать искусство веселое и необязательное. Создали целую мифологию вокруг героя скабрезных анекдотов про поручика Ржевского, подтрунивая над интеллигентами, которые страстно и некритически идеализировали всю дореволюционную культуру. Не умея играть и петь, они записали хулиганский «Золотой диск», который передали по Би-Би-Си, после чего опасных шутников и разрушителей всех ценностей демонстративно забрали в армию.

В мрачной и наполненной самоиронией «последембельской» серии «Пердо» (1986−1989???) мы видим колючую проволоку, сторожевые вышки и мрачных людей в ватниках. Сюжет захватывающий — страной правит вампир Илья Ильич, тезка Обломова. Злодей похитил божественный Арбуз, которому поклоняются обитатели Пердо. Народные массы поднимают восстание, но на радостях затаптывают своего мужественного лидера Жору. Бурная общественная жизнь второй половины восьмидесятых в этом проекте оказывается не более, чем тенью: жестокий диктатор и противостоящие ему стойкие оппозиционеры вплавлены в блистательную мифологическую амальгаму. В августе 1991-го этот наполненный картонными страстями мир прорвался в реальность: Илья Ильич оказался подозрительно похожим на Бориса Ельцина, который в момент создания «Пердо» был еще неизвестным партийным функционером.

Свой фирменный прием нагромождения принципиально несопоставимых культурных пластов Звездочетов довел до совершенства в инсталляции «Артисты — строителям метрополитена» (1991, documenta, Кассель). Иронически апеллируя к величию только что ушедшей в прошлое советской империи, он скопировал форму пышной сталинской мозаики станции метро «Комсомольская-радиальная», прибавив для пущей красоты еще и золотой, «древнерусский» фон. Для завершения картины поставил на земле ржавую, «гулаговскую» тачку, в которую изливалась струя воды. А в центр композиции поместил разогнанный до монументального масштаба забавный кадр из фильма Леонида Гайдая «Кавказская пленница». Зажигательная комедия, поставленная в оттепельном 1966-м году, принципиально не несла в себе никакого идеологического заряда. Режиссер и актеры очень хотели, чтобы люди, наконец, хорошо повеселились. Как и сам Звездочетов в историческом 1991-м.

Большая часть западных зрителей в Касселе не могла разгадать самый важный фрагмент этой монументальной головоломки. Московским зрителям Звездочетов задал другую загадку. На выставке «Дхармендра» (1992, совместно с Игорем Бурым и Даниилом Филипповым) на стеллажах стояли коробки из-под различных товаров, пустые бутылки, украшенные неряшливыми рисунками. Троица Вицин-Никулин-Моргунов расположилась на коробке из-под обуви, а бутылку из-под вина украшала фирменная этикетка с персонажами из цикла «Пердо». На зарождающийся рынок вторглись клоуны с нелепыми маркетинговыми решениями. Но и московские снобы, отринувшие всякую безвкусицу, не могли без подсказки разгадать звучное название выставки: Дхармендра — это псевдоним любимого широкими народными массами индийского кино-актера.

Партизанскую критику общества потребления Звездочетов продолжил в 2009-м в проекте «Нормальная цивилизация», где было множество баночек, бутылочек и коробочек с вручную сработанными яркими этикетками. Художник категорически отрицал свою связь с поп-артом, настаивая на том, что ностальгирует по временам, когда советские люди буквально обожествляли товары массового производства, случайно попавшие к ним с мифологического Запада. И теперь и сами попали в ту дивную страну, о которой только мечтали когда-то.

Звездочетов любит лукаво повторять: «Я теперь мертвый художник». Нарушив все музейные каноны, большую часть экспозиции своей ретроспективы в Московском музее современного искусства (2009) он заполнил непонятными невыразительно составленными пейзажиками. Они были заимствованы из сатирического журнала «Крокодил» за 1955-й год, в карикатуре критиковалось массовое производство советскими художниками обезличенных картин, на которых только внимательный взор отличит «Домик в Коломне» от «Домика в Коктебеле». Точно в таком же положении, по мнению Звездочетова, находится и современный художник, поставляющий на рынок монотонный поток художественной продукции. Константин нашел для себя крайне радикальный выход из столь печальной ситуации, и превратил собственную монографическую выставку в чистый цирк и буффонаду, свалив на одном этаже все сделанное им за почти 30 лет. На вернисаж заслуженный художник явился в облике клоуна, на торжественной церемонии открытия получил от верных соратников свежайший торт в лицо. И подтвердил тем самым свою приверженность старому лозунгу «Мухоморов» — «Искусство — это образ жизни, способ существования в культуре».